Отключив свет, я застегнула жакет снова. Ремень кобуры натер кожу, но ожог болел настолько сильней, что боль от синяков и потертости казалась ничтожной. Хороший ожог отвлекает мысли от всего чего угодно.
Свет, который обычно горел на лестнице, был неисправен. Не впервые. Но когда утром откроется офис, надо будет позвонить и сообщить. Если этого не сделать, его никогда не починят. Я уже поднялась на три ступеньки, когда его увидела. Он сидел наверху лестницы и ждал меня. Короткие белокурые волосы, в темноте бледные. Руки на коленях ладонями вверх — дескать, оружия у меня нет. Ладно, оружия нет в руках. А вообще оружие у Эдуарда есть всегда, если его никто специально не отбирал.
Если на то пошло, у меня тоже.
— Давно не виделись, Эдуард.
— Три месяца, — ответил он. — Пока моя сломанная рука до конца не зажила.
Я кивнула.
— Мне тоже швы сняли только два месяца как.
Он все так же сидел на ступеньке, глядя на меня.
— Что ты хочешь, Эдуард? — спросила я.
— Может, я просто зашел проведать? — Он тихо засмеялся.
— Сейчас два часа ночи, а не утро. Не дай тебе Бог, если ты просто зашел проведать.
— Ты бы предпочла, чтобы это было по делу?
Голос его был ровен, но что-то такое в нем слышалось.
— Нет-нет! — затрясла я головой. Иметь общие дела с Эдуардом мне никак не хотелось. Он специализировался на ликвидации ликантропов, вампиров, всех тех, что когда-то были людьми и перестали ими быть. Убивать людей ему надоело. Слишком легкая работа.
— А ты по делу?
Голос у меня был ровный и не дрожал. Очко в мою пользу. Браунинг я выхватить могла, но, если бы дело дошло до оружия, он бы меня убил. Дружить с Эдуардом — это как дружить с ручным леопардом. Можешь его гладить, и он тебя вроде бы любит, но в глубине души ты знаешь, что, если он всерьез проголодается или разозлится, он тебя убьет. Убьет и мясо с костей обглодает.
— Сегодня только информация, Анита. Никаких проблем.
— Информация какого сорта? — спросила я.
Он снова улыбнулся. Добрый старый дружище Эдуард. Вот так.
— А нельзя ли нам зайти в дом и там поговорить? Тут что-то холодно.
— В прошлый раз, когда ты был в городе, тебе не нужно было приглашения, чтобы зайти в мою квартиру.
— А у тебя новый замок.
Я улыбнулась:
— И ты не можешь его взломать?
Мне было по-настоящему приятно.
Он пожал плечами. Может, дело в темноте, но не будь это Эдуард, я бы сказала, что он смутился.
— Мне слесарь сказал, что он защищен от взлома.
— А я с собой тарана не захватил, — сказал он.
— Заходи. Я сделаю кофе.
Я обошла вокруг него, а он встал и пошел за мной. Я повернулась к нему спиной без всякой тревоги. Может быть, когда-нибудь Эдуард меня застрелит, но он не будет этого делать в спину, сказав сначала, что ему нужна только информация. Эдуарда нельзя назвать человеком чести, но у него есть правила. Если бы он собираются меня убить, он бы об этом заявил. Сказал бы, сколько ему заплатили за мою ликвидацию. Смотрел бы, как светится страх у меня в глазах.
Да, у Эдуарда есть правила. Просто у него их меньше, чем обычно у людей бывает. Но своих правил он никогда не нарушает, никогда не идет против своего искаженного чувства чести. Если он сказал, что сегодня мне ничего не грозит, значит, так и есть. Хорошо бы, если бы у Жан-Клода тоже были правила.
Коридор был тих, как должен был быть в середине ночи, в середине рабочей недели, когда людям рано на работу. Мои живущие днем соседи беззаботно похрапывали в своих кроватях. Я открыла новые замки на своей двери и впустила Эдуарда.
— Это у тебя новый фасон? — спросил он.
— Что?
— Что случилось с твоей рубашкой?
— Ох!
Находчивость в ответах — совсем не мое свойство. Я не знала, что сказать, вернее, сколько сказать.
— Ты опять повязалась с вампирами, — сказал он.
— Почему ты так решил?
— Из-за нового крестообразного ожога у тебя на… гм… на груди.
Ах, это. Я расстегнула жакет, перекинула его через спинку кровати и осталась стоять в лифчике и наплечной кобуре, причем встретила взгляд Эдуарда, не краснея. Очко в мою пользу. Расстегнув ремень, я сняла кобуру и взяла ее с собой на кухню. Там я положила ее на столик и достала из морозильника кофейные зерна, оставшись только в лифчике и джинсах. Перед любым другим мужчиной, живым или мертвым, я бы застеснялась, но не перед Эдуардом. Между нами сексуального напряжения не было никогда. Может, мы в один прекрасный день друг друга пристрелим, но спать вместе не будем. Его больше интересовал свежий ожог, чем мои груди.
— Как это случилось? — спросил он.
Я стала молоть зерна в электрической мельничке для перца, которую купила на этот случай. Уже от запаха свежесмолотых зерен мне стало лучше. Я вставила фильтр в любимую кофеварку, засыпала кофе, залила воду и нажала кнопку. Примерно на этой стадии кончалось мое кулинарное искусство.
— Я сейчас накину рубашку, — сказала я.
— Этому ожогу не понравится прикосновение чего бы то ни было, — сказал Эдуард.
— Тогда я не стану ее застегивать.
— Ты мне расскажешь, как тебя обожгло?
— Расскажу.
Захватив с собой пистолет, я прошла в спальню. Там в глубине шкафа у меня висела рубашка с длинными рукавами, которая когда-то была лиловой, а теперь выцвела в бледно-сиреневую. Это была рубашка от мужского костюма, и висела она мне почти до колен, но она была удобная. Я закатала рукава до локтей и застегнула ее до половины. Над ожогом я ее оставила свободной. Глянув в зеркало, я убедилась, что она закрывает почти весь мой вырез. Годится.
Поколебавшись, я все же положила браунинг в кобуру у кровати. Сегодня у нас с Эдуардом битвы не ожидалось, а если кто-то или что-то пробьется через мои новые замки, ему придется встретиться с Эдуардом. Нет, сейчас мне ничего не грозит.
Он сидел на моем диване, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Плечи его опирались на подлокотник дивана.
— Будь как дома, — сказала я.
Он улыбнулся:
— Ты мне расскажешь про вампиров?
— Да, но я пока решаю, сколько именно тебе рассказать.
Он улыбнулся еще шире:
— Ну естественно!
Я поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника. Кофе капал в стеклянный ковшик. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай.
— Как тебе сделать кофе?
— Как себе.
— Никаких личных предпочтений? — посмотрела я на него.
Он покачал головой, не вставая с дивана.
— О’кей.
Я разлила кофе по чашкам, положила по три куска сахара и побольше сливок в каждую, размешала и поставила на столик.
— А ты мне его не принесешь? — спросил он.
— Не стоит пить кофе на белом диване, — сказала я.
— А!
Он поднялся одним плавным движением, весь изящество и энергия. Это впечатляло бы, не проведи я почти всю ночь с вампирами.
Мы сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета весеннего неба — теплый бледно-голубой цвет, который умудряется еще выглядеть холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а глаза следили за всем, что я делаю.
Я рассказала ему про Ясмин и Маргариту. Я только опустила Жан-Клода, жертву вампиров, гигантскую кобру, вервольфа Стивена и Ричарда Зеемана. Так что рассказ получился очень коротким.
Когда я закончила, Эдуард сидел, попивая кофе и глядя на меня.
Я пила кофе и смотрела на него.
— Это объясняет ожог, — сказал он.
— Ну и отлично, — отозвалась я.
— Но ты очень много опустила.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я за тобой следил.
Я уставилась на него, подавившись глотком. Когда я смогла заговорить, не кашляя, я переспросила:
— Ты — что?
— За тобой следил, — повторил он. Глаза его все еще были равнодушны, улыбка приветлива.
— Зачем?
— Меня наняли убить Мастера города.
— Тебя наняли для этого три месяца назад.
— Николаос мертва, а новый Мастер — нет.
— Николаос ты не убивал, — сказала я. — Это я сделала.